Реализация белоакациевого меда потребителю

Нектар - очень восприимчивая и нежная химическая среда цветка. Пульсирующий внешний мир печатает здесь на обнаженных биохимических матрицах цветка свои, иногда неуловимые анализом следы. Эти вещества, содержащиеся в конечном продукте порой в исчезающе малых, гомеопатических количествах, при систематическом потреблении меда могут оказывать благотворное действие: проводить как бы тонкую химическую доводку — «юстировку» человеческого организма, облегчая и гармонизируя его приспособляемость, адаптацию к окружающей природе.

Вообще же, об оздоровляющих, стимулирующих и целебных свойствах меда известно очень давно. Знаменитый греческий врач Гиппократ (ок. 460—377 до н. э.) рекомендовал на ночь для успокоения нервов и глубокого сна выпить немного теплой воды с 2—3 ложечками меда. Его не менее знаменитый соотечественник философ Демокрит, доживший до преклонных лет (ок. 460—370 до н. э.), считал, что люди могут жить много дольше и не болеть, если будут смазывать тело извне оливковым маслом, а «изнутри» — медом. Медовую диету, состоящую из хлеба с медом, рекомендовал своим ученикам великий Пифагор (ок. 580—500 до н. э.), сохранявший до конца жизни отличную работоспособность. Впрочем, на сей счет можно привести множество высказываний и пожеланий.

Современный покупатель пчелиной продукции и без этих сведений достаточно уверенно и своеобразно реагирует на предложение мед. Скажем, на рынках белоакациевый мед берут не сразу. Покупатель дотошно и долго расспрашивает пчеловода южанина, почему мед подозрительно бесцветный и не кристаллизуется, широко ли практикуется в их местности сахарная подкормка пчел и, все-таки не преодолев обуревающие сомнения, сместится пробовать рядом более темные и янтарные меда, свойственные ближайшим к Подмосковью районам. Обычно такому меду и отдается предпочтение. Липовый же опознается мгновенно и исчезает с прилавков в считанные часы. Ну, а на южных рынках у прилавков с нежным светлым медом подобных дискуссий не возникает — он расходится быстро и споро.

Чаще всего пчеловоды не встречают каких-либо проблем с реализацией белоакациевого меда ни на внутреннем, ни на внешнем рынке. Но на том разговор о белой акации не закончен. Помимо несравненной медопродуктивности, она обладает волнующей и странной особенностью — не имеет вредителей! На память сразу же приходят грибы лисички, которые, как всем известно, не повреждаются вредителями. Но то представители как бы низшей природы, а у нас речь о целом дереве. Красивое, нежное, сочное и, казалось бы, столь лакомое для паразитирующих насекомых и микроорганизмов, оно — от корней до верхушки — оказывается им «не пo зубам». И все это, заметьте, без помощи извне, скажем, без тех же пестицидов. Есть чему позавидовать и чему поучиться. Подобные случаи кажущегося нам «алогизма» природы, например, внецветковые дары нектара от вики и хлопчатника, «бессмысленное» выделение нектара самоопыляющимся (!) одуванчиком, запрет вредителям беспокоить белую акацию и другие, говорят нам о гораздо более сложной, чем мы привыкли думать, картине межвидовых связей в природе. Отношений, когда за счет подобных межвидовых «сцепок и перемычек» формируется удивительное здание социальной флоры и обитающей на ее многочисленных этажах фауны.

«Социальная», ценозная защищенность в гаком макросообществе приводит к неожиданным и важным следствиям. Она позволяет, в частности, развиться видам-спецификатам, обладающим гиперфункцией определенных веществ, выполняющих другие нужные всему сообществу задачи. Это ключевой момент, главный козырь организованных сукцессий. Тем самым инкриминированную им ранее репрессивность в отношении «эгоцентрических» побуждений отдельных видов они обращают в благородную антитезу существования. Наблюдая ее проявление, мы готовы упрекнуть растение в бессмысленном расточительстве ценнейших веществ. В числе таких видов-«расточителей» и растения, продуцирующие прополисные смолы. Это очень небольшая группа растений (береза, тополь, осина), но ареал их широк. Каждое из них выделяет смолы в сотни и тысячи раз больше, чем нужно растению для защиты своих почек от различных вредителей и паразитов. Не нужно ему, но нужно другим членам сообщества. Тем же пчелам, птицам, пользующимся почками в качестве восстановительного и профилактического средства, другим насекомым и животным, да в конце концов лесу в целом для понижения уровня его инфицированности патогенными организмами.

К растениям-«расточителям» относятся и сверхпродуценты нектара. В их числе липа и белая акация, синяк и фацелия, мелисса и бурачник, другие вскользь упомянутые медоносы, фавориты устроенного нами «нектарного бала». Такое количество нектара выделять этим растениям для привлечения опылителей нет никакой нужды. Могли бы обойтись и меньшим, например, тем, что отпускает насекомым гречиха. Однако нет - стараются предложить нектара в десятки и сотни раз больше. Не алогизм ли с принятой нами точки зрения выживания вида, его метаболических ресурсов? Вне сомнения, если принять эту «нашу» точку зрения за единственно верную. Но факты говорят об ином. И, всматриваясь в мир пчелиной семьи и соучаствующих в ее жизни растений, мы обнаруживаем неожиданные альтруистические и привлекательные черты.

В мире, куда ведет нас пчела, устремляясь за цветковым нектаром, тоже есть место жестокой борьбе, нападению и защите, но основная нива жизни отдана в нем силам созидания и утверждения, которые действуют посредством кооперации и сотрудничества, взаимной пользы, дополнения, обеспечения и поддержки и, что особенно поразительно, на путях опережающего предложения. Пчелы дают удивительный шанс задуматься об истоках «белой» и «черной» эволюции, любого паразитизма, на каком бы уровне бытия он ни проявлялся. Цветок снова манит нас своей тайной, вестью, что послали в мир события великого древнего Мела. Догадываясь о логике побед нектароносной флоры, вставшей под знамена опережающего предложения, мы можем высказать догадку и о причине неуязвимости белой акации.

Дерево способно откупиться от главных своих недругов все тем же щедро, избыточно выделяемым нектаром. К нему могут потянуться и самки жадных «зеленоедов» — фитофагов, чьи личинки покушаются на творящее органическое вещество кроны. Но, не побоявшись визитов самок вредных насекомых, акация зазовет на богатый пир и их смертных врагов — энтомофагов, предлагая им ту же, не имеющую достойной конкуренции для летающей мелочи пищу. Этим вредителям лучше вообще подальше держаться от опасного дерева, возле которого массами снуют созданные самой природой по их «душу и тело» охотники. А еще лучше — всему их роду иметь генетические механизмы, специальные рецепторно-распознавательные системы, позволяющие избегать соблазна посещать пиры, грозящие губительным похмельем.

Подобные механизмы и системы, судя по конечным результатам охраны растения, у таких потребленцев пока работают отлично. Если подобный сценарий генетического отпугивания зловредных посланцев «черной эволюции» не лишен правдоподобия и присутствует в стратегии послемеловой флоры, то мы вправе иначе взглянуть и на нектарине «излишества» нашей красавицы-липы. Тогда никакие они не излишества, а верное средство служить делу процветания родного ценоза. Показательно, что и липа, и белая акация, надежно защищающие самих себя и других, нуждаются в очень незначительном уходе со стороны человека, лишь бы он выделил им место в своих владениях.