Цветочная пыльца собранная пчелами в комочки
Продолжая внимательно следить за входом в улей, мы сможем стать свидетелями и других примечательных событий. Вот к нему стремительно приблизилась и, выполнив все положенные правила пилотажа, аккуратно села на прилетную доску необычная пчела. На ее задних ножках слева и справа прикреплены два заметных округлыша из какого-то цветного материала. Бывает, что во время сутолоки у летка один из окатышей упадет, и если вы достаточно ловки и проворны, то имеете возможность, подхватив его тонким металлическим шпателем, рассмотреть диковинный шарик вблизи.
Весят они всего 10—12 миллиграммов, однако в переводе с пчелиного масштаба на наш, человеческий, этот груз потянет уже 7—8 килограммов. Попробуйте-ка походить с такими ядрами на ногах. А вот пчела умудряется с ними даже летать... Комочки очень непрочны и легко разваливаются от неосторожного прикосновения. Тем не менее материал, из которого они скатаны, достаточно липок и при растирании между пальцами оставляет красящий след.
Эти цветные шарики — знаменитая пчелиная обножка. Роль ее в жизни семьи очень велика, и мы еще не раз об этом поговорим. Сейчас же нас продолжают интересовать научные аспекты обычного наблюдения. Продолжая следить за пчелами в цветных «нарядах», мы заметим, что вслед за первой на леток мягко села другая, но в таких же раскрашенных то ли «сапожках», то ли «шароварах». За ней последуют еще и еще — все, как на подбор, модницы.
Действительно, цвета обножек повторяются, так что можно даже установить, какие из них «в моде» в этой еще непонятной для нас пчелиной деятельности. И уж наверняка вы не встретите пчелу, у которой на одной ножке висел бы шарик иного цвета, чем на другой. У каждой ее «сапожкишаровары» всегда одинакового цвета.
«Значит, они обзаводятся ими в одном и том же месте»,— резонно мелькает в вашей голове. Это наводит на мысль о каком-то пчелином постоянстве. Правда, пока непонятно, о каком. Любознательность можно утолить, прибегнув к несложному приему. Надо лишь вооружиться мягкой кисточкой с быстровысыхающей лаковой краской (хороша, например, нитроэмаль), после чего наловчиться наносить на спинку пчелы-модницы небольшое пятнышко, запоминая или записывая при этом цвет и форму пятнышка и цвет обножки. Пчела после таких художеств делается как бы дважды меченной: природной пыльцой-краской, принесенной с поля на задних ножках, и нашим молниеносным мазком с произвольно выбранным красителем.
Пока мы не знаем ни режима для сборщиц пыльцы, ни тех случайностей, что подстерегают их в поле. Возможно, многим из них не суждено благополучно возвратиться в свои ульи. Поэтому нам придется основательно поработать кисточкой, пометив как можно больше собирательниц пыльцевых окатышей. Ученые в подобных случаях говорят, что они «делают статистику», то есть сводят к минимуму всякие случайности, которые при небольшой выборке фактов способны исказить формулируемую нами закономерность — строго и обязательно повторяющееся при определенных условиях событие.
Пометив нужное количество пчел, начинаем ждать их возвращения. И вот одна из них, мягко спланировав, появилась на летке, за ней другая, третья, еще и еще. Тут уж зевать не приходится — только успевай фиксировать новоприбывших. Как-то само собой наше созерцание превратилось в научно-исследовательскую работу, значит, теперь надо быть как можно прилежнее. Фиксируя время ухода пчел в рейс и их прилета обратно, мы обнаруживаем, что сборщицы цветных окатышей возвращаются с поля неожиданно скоро. Это может произойти всего через 10—15 минут, иногда, правда, ожидание затягивается.
Какой же цвет окатыша предпочтет пчела?
Выясняётся, что пчелы весьма стойки в своих пристрастиях: они предпочитают приносить шарообразные комочки ранее выбранной окраски. В чем тут дело? Какие законы движут пчелой, понуждая ее хранить верность одному цвету? А может, предварим догадку, одним и тем же цветам? Мы вряд ли получим ответ на этот вопрос, находясь лишь вблизи улья. Ведь однажды, внимательно наблюдая за летком, мы обнаружим, что, видно и впрямь, ничто не вечно в этом мире, поскольку преданная, например, желтому цвету пчела разочарует нас, вернувшись на этот раз в наряде другого цвета. Выходит, пчела изменила тому, кто одевал и наряжал ее прежде.
Взволнованные этой пчелиной неверностью, мы отправляемся в поле, чтобы разобраться во всем на месте. А маршрут нам укажут сами меченые сборщицы. Он не окажется долгим: уже в паре сотен метров от улья мы увидим своих старых знакомых, увлеченно занятых работой.
Здесь нет той дымки таинственности, которая витает на каждой пасеке, где мы — пришельцы из другого мира — чувствуем себя праздными соглядатаями чужой, полной забот жизни. Здесь приволье и трудолюбивому пчелиному народу, и нам, и цветам. Покачиваясь под порывами легкого ветра, ловя ласку солнечных лучей, они широко раскрыли свои нежные лепестки и ждут желанных гостей. А гости уже на пиру: с чуть слышным жужжанием пчелы деловито перелетают с цветка на цветок, собирая живительную ароматную пищу. В стороне от пасеки вполне можно отказаться от защитной сетки, за решетку которой мы себя добровольно упрятали, опасаясь пчелиной ярости. Пчела вдали от своего дома — совсем не то решительное насекомое, которым она предстает около улья.
Вы можете сколь угодно долго пытаться поймать ее, ухватив, как советуют пчеловоды, насекомое двумя пальцами за спинку в тот момент, когда пчела прильнет к очередному привлекшему ее цветку. При неудаче вашей попытки пчела просто отлетит в сторону, где и продолжит работу, сев на другой цветок, но так и не пустит в ход свое сокрушительное жало. Столь неожиданное миролюбие показывает, что грозное вооружение нужно пчеле не для личной защиты, а для охраны своего дома — улья.
Разумеется, многим припомнятся детские годы, когда бегая босиком по лугу, случалось ненароком наступить на копошащуюся в цветах пчелу. Последней ничего не оставалось, как чисто рефлекторно ответить жалоносным уколом. Эта реакция, однако, совсем другого рода, она никак не связана с теми предупредительными и защитными действиями, которые проявляет пчела, обнаруживая вблизи улья предполагаемого противника. В одном случае речь идет о вынужденной самообороне и даже конвульсивном действии, в другом — о предваряющих неблагоприятное развитие событий превентивных мерах.
Установив, походя, новые грани в защитных реакциях пчел, продолжим наблюдения за истоками пчелиных измен тому или иному «колеру». И вот тут, на лугу, мы и видим красноречивое оправдание для тех пчел, которых мы ранее готовы были упрекнуть в неверности своим цветам. Те цветы, которые еще вчера давали насекомым пыльцу, дарили им яркий наряд, уже безнадежно увяли.
А что же пчелы? Они, оказывается, до последнего часа жизни избранных цветов продолжали быть им верными. Еще и сейчас вы можете встретить отдельных сборщиц, в последний раз припадающих к «своим» цветам с уже подсохшими головками. Пчелы прибыли к месту встречи, но на этот раз их не дождались. И пчелам, которым ульевое сообщество не оставляет права возвращаться с незаполненным зобиком или пустой корзиночкой для пыльцы, вынуждены лететь к другим цветам.
А может ли быть иначе в мире природы? Ведь у этих «других» цветов, взошедших в свой срок на ниве жизни, тоже не станет будущего, если пчела не поступится прежними привязанностями к тем цветам, которые уже высушило время и перед которыми она до конца выполнила свой долг и завет пчелиной верности. Стоит ли в таком случае говорить об измене?