Как приобрести иммунитет к пчелиному яду?

Наблюдая за сражениями пчел, время от времени разыгрывающимися у входных путей ульев, задаешься естественным вопросом: а каков шанс самого человека найти ключи усмирения легко-возбудимого пчелиного коллектива? Или пчеловождение — удел особых людей, уже от рождения стойких к пчелиным ужалениям? Некоторые люди с детства страдают повышенной чувствительностью к пчелиному яду. Заинтересовавшись пчелами в 12-летнем возрасте, я вскоре вошел в непосредственный контакт со стерегущими улья пчелами. Формы реакций пчел на подозрительный объект хорошо известны. Стали известны и начинающему пчелолюбителю, дерзнувшему приблизиться к улью и поинтересоваться его тайнами.

Первые ужаления пришлись на руки. Острая пронзительная боль от жала пчелы была не единственным следствием удачной пчелиной атаки. Поврежденное место быстро вспухало, а если оно находилось ближе к кисти, то пальцы вскоре немели и обездвиживались, терялась способность к какой-либо координированной и тонкой деятельности. Ужаления в область головы переносились еще хуже. Когда пчелиный укус приходился в лоб, вспухающий кольцеобразный вал пораженной ткани быстро разрастался вниз, неумолимо двигался к надбровным дугам и переносице, совершенно закрывал глаза, опускался до шеи. Тяжелая маска застилала лицо, сдавливала шею. Было уже не до пасеки, да и со школьными уроками возникала проблема. Правда, основное время активных контактов с пчелами приходилось на дни летних каникул.

Все виды опухолей, рожденных пчелиным жалом, стойко удерживали занятые «территории» в течение 2—3 дней, после чего медленно отступали готовые с немедленной экспрессией возродиться и расползтись по пораженному участку при очередной успешной атаке рассерженной обитательницы улья. Долго ждать повторных процедур не приходилось: число ужалений, получаемых пчеловодом, весьма точно описывается обратной зависимостью от степени его опытности и искусства. Разумеется, ни опытности, ни тем более искусства у автора в те годы еще не было, что бесконечно увеличивало вероятность нового ужаления.

Что было делать? Испытывая при каждом посещении пасеки такие бедствия, начинающий пчеловод стал выпытывать у своих старших коллег, есть ли все-таки шанс обрести хоть какой-то иммунитет к ужалениям этих столь свирепых в деле защиты своих поселений существ?

Пчеловоды, на глазах у подростка весьма непринужденно общаясь со своими подопечными и ничуть не опухая от случайных проколов жалами, говорили, что такие шансы есть.
— Но когда, через сколько ужалений и лет?»
Ответ был: «По-разному».

После чего юному пчеловоду рассказывались различные, вполне «достоверно» известные случаи. Случаи, действительно, были разные. Одни привыкали к пчелам уже за пару десятков ужалений, другие остро реагировали на них всю жизнь, третьи были вынуждены вовсе оставить это занятие из-за полной непереносимости пчелиного яда.

Ясности не было, пришлось обратиться к письменным источникам. В одном из них говорилось, что иммунитет к пчелиным ужалениям появляется примерно за 700 ужалений. Семь сотен — а ведь надо вытерпеть и перенести каждое! Перспектива, что и говорить, не близкая. Начинающий пасечник без особых колебаний лег на курс длительной апитерапии, не забывая при этом вести учет получаемым уколам.

Дело шло споро, и обещанное число «700», сулящее избавление от мучений, почти набралось к концу второго года занятий с пчелами. А результат? Крайне ничтожный. Ну разве что после очередного ужаления глаза чуть раньше приоткрывались да пальцы рук скорее освобождались от скованности. До желанной привыкаемости было, похоже, не ближе, чем в начале пути...

Когда счет на «фехтовальной дорожке», где искусно атаковала лишь одна сторона, а вторая искала спасения в глухой защите, превзошел магическую цифру «700», подросток, зафиксировав очередной укол, неожиданно осознал, что предсказание все-таки сбылось и он действительно миновал некий важный рубеж. Нет, не исчезла боль или способность тканей опухать, исчез страх перед пчелами.

Пусть бескомпромиссные защитницы улья, как прежде, свершали свои звенящие круги над намеченной жертвой и теми же оставались последствия каждой очередной инъекции пчелиного яда — человек уже не страшился этого. Однотипные переживания исчерпали себя и перестали привлекать чрезвычайное внимание. Благодетельная уверенность в своих силах словно бы простерла над подростком невидимый, но надежный психологический щит, дав щедрую награду за долготерпение и верность делу.

Одоление позволило успешнее продвигаться по стезе ученичества, познания азов пчеловодного искусства. Семьям пчел теперь можно было уделять необходимое внимание, и число их выросло до четырех — целая любительская пасека! Главное же, подросток, презрев прежнюю боязнь, решился предложить свои услуги «настоящей», государственной пасеке при Моршанской селекционной станции Тамбовская область, где был его дом, жили и работали родители-селекционеры. Здесь он и проработал помощником пчеловода целых три сезона школьных каникул.

Это время стало важным этапом в судьбе автора этих строк, позволив ему уже в юные годы пройти практику, пусть и некрупного, но все-таки производственного пчеловождения, и перенять многое из опыта и традиций старшего поколения пчеловодов. А что же с «делом об ужалениях»? Обрел ли в конце концов юный пасечник иммунитет к пчелиному яду или все его противодействие раздраженным защитницам улья так и ограничилось успешным психологическим тренингом?

Иммунитет появился, но существенно позже. Тысячи атакующих пчел еще успеют излить свой яд в его тело, вздымая кольца бегущих опухолей, вновь и вновь испытуя его терпение, проверяя решимость заняться небезболезненным и хлопотным делом.