Пчелы в поисках высокомедоносных лесов с липой и кленом

Что же теперь мы видим на полях нашего агроценоза, какой ущерб претерпела медоносящая флора от природопреобразовательной деятельности человека? Такие подсчеты можно сделать по материалам все той же книги А. М. Ковалева.

Особенно велик убыток в зоне плодородных земель — нашем Черноземье. Здесь почти целиком сведены ранее высокомедоносные леса с липой и кленом. Скромно сохранившиеся луга рано выкашиваются, унылое зрелище для пчел представляют пастбища, где пасутся сельскохозяйственные животные. Общие потери нектара не менее 20 тонн на контролируемый пчелами-фуражирами участок (около 1250 гектаров). Это в несколько раз более того, что производит сохранившаяся и ныне высеваемая флора.

В Нечерноземье потери оказались не столь значительными — около 3 тонн на ту же территорию. Причин тому несколько: меньше распахано земель (всего около 350 гектаров на одно пчелиное «пастбище»), полнее сохранились леса. Хотя дикая растительность изведена здесь меньше — леса и сейчас занимают около 40 процентов территории, реальное предложение нектара флорой в условиях «летной погоды» невелико: около 5 тонн на посещаемый пчелами-фуражирами участок местности.

Эту внешне значительную величину придется уменьшить до реально доступных пчелам пределов, поскольку часть нектара рассеяна на крайне скудных площадях, к которым в первую очередь относятся хвойный лес с нормой медопродуктивности около двух килограммов на гектаре. Пчелам-фуражирам рыскать под его кронами в поисках отдельных и разновидовых цветов — только зря трепать крылышки и расходовать мед в зобиках, взятый из улья в дорогу. Пчелиные фуражиры и не заняты этим, оставляя редкое разнотравье подлеска другим нуждающимся в нектаре крылатым жильцам леса. Правда, в сумме дар весьма щедрый — до тонны нектара, потому что леса здесь все-таки сохранились на большой площади.

Мала концентрация нектара и на выгонах, где пасущимся животным нет нужды дожидаться зацветания трав,— всего порядка 4 килограммов на гектаре. И тут пчелам-фуражирам серьезной работы нет — больше потеряешь на перелетах, чем принесешь в улей. Общую цифру нектарозапаса еще приходится уменьшить на полтонны. Луга, пленявшие нас своим очарованием, обречены косилкам и жаткам уже в начале цветения. Те недолгие дни, что могут они послужить пчелам-фуражирам, прежде чем исполнится неминуемый приговор человека, дадут нектара, как подсчитывал А. М. Ковалев, не более 7 килограммов с гектара. Значит, кочевать на такой луг с пасекой — явно опрометчивый поступок.

Что остается пчелам-фуражирам для медозаготовительных работ?

Из таблицы, составленной А. М. Ковалевым, мы видим, что это лесные опушки, вырубы, очаги верховых и переходных болот, обросшие самосевными медоносами, все те же луга, куда спешат пчелы-фуражиры, опережая уборку трав. Такие угодья вместе предложат пчелам порядка 3 тонн, а с учетом потерь на непогоду и того меньше около 2 тонн гектара. И все-таки тонны. Однако искушенный в пчеловодной бухгалтерии и статистике читатель, быстро разделив этот цифровой остаток на 120 килограммов (100 — необходимо положить каждой семье на самообеспечение и хотя бы 20 — на вознаграждение пчеловоду), поймет, что завидного раздолья пасекам здесь нет. В Нечерноземье это всего 16—17 семей на пчелиный участок (2000:120), в Черноземье несколько больше—35 семей (4200:120).

Медопродуктивность угодий естественной флоры в Нечерноземье

(в расчете на один пастбищный пчелиный участок)

В нечерноземной группе областей, когда велись эти изыскания, содержалось всего 19, в черноземной — 35 пчелосемей. Выходит, соответствие с нашими теоретическими подсчетами получилось неплохое, хотя в более «природном» Нечерноземье наметилось некоторое пересыщение местности пчелами. Дефицит нектара в этой зоне может быть, однако, восполнен за счет дополнительных или резервных источников (в частности, лесной пади, о которой мы уже упоминали) или посредством повторного взятка с одних и тех же цветов, ну и, разумеется, с сорняков, которые могут найти себе пристанище в культурных посевах. У пчел-фуражиров имеется и иная возможность улучшить нектароносный баланс семьи — слетать за пределы своего участка, радиус которого мы условились принять равным двум километрам.

Если пчел-фуражиров здесь избыток, то вовсе не обязательно, что ими перегружена и соседняя пчелиная нива. Неугомонные разведчицы непременно выяснят это и срочно оповестят других нектародобытчиц улья. Устремившись в недогруженный сектор «медовой галактики», они доберут там недостающий нектар. На солидные добавки рассчитывать не приходится: средняя норма товарной медопродуктивности пасек в Нечерноземье в теперешние, не очень знатные по медосборам годы находится на уровне всего 2-3 килограммов на улей, а в Черноземье — примерно вдвое больше. И то и другое мало, однако, семьи все-таки как-то сведут концы с концами.

Подобное медовое обеспечение еще может устроить самих пчел-фуражиров, переживших за миллионы лет своей истории ситуации, надо думать, и похуже того, что они ныне встречают на полях нашего агроценоза, но такой баланс, конечно же, решительно не устраивает человека. Ведь от пасек ждут не только опыления, но и возрастающего потока непосредственной продукции — меда, воска, чем издревле славилась русская земля. Не говоря уже о прополисе, пчелином яде, перге и иных очень ценных производных пчелиной биотехнологии.

Нам приходится опять с грустью вспоминать годы былой медовой славы, когда в малонаселенной стране с бортных угодий собирали десятки миллионов пудов первокласснейшего меда, избыток которого потоком отправлялся за границу.

И вот как быть теперь? Продолжать ли изощряться в технике пчеловождения, выводе новых пород, побуждать пчел-фуражиров все более тщательно «выдаивать» нектар со скудеющих угодий или главные усилия направить на преобразование самой кормовой базы пчеловодства среды, почти полностью подвластной человеку? Можем ли мы признать свое поражение перед временем или находимся накануне решающего возрождения столь нужного людям промысла, ставшего теперь самостоятельной сельскохозяйственной отраслью?