Создание нектароносной среды - это дело будущего
Когда человек в далеком прошлом осваивал медовые ресурсы леса, он селился вблизи бортных угодий. Там он клал курени (терминология на примере белорусского Полесья), изготавливал и держал приспособления для переплавки меда и воска, орудия лаза по деревьям (лазиво), крепления бортей (лежи), добывания из них меда (жень). Бортник-древолаз выкапывал вблизи колодец, разводил огород, сеял зерновые злаки. Это был зародыш биотехнологического цеха, сырьем для которого служил поступающий из леса нектар. Время, сделав спиральный виток, вновь возвращает нас к той же идее. В качественно новой ситуации она может дать желанные и пышные всходы.
В книге «Растения и пчелы» (М., ВО «Агропромиздат») автор попытался оценить потребности страны в меде, и в соответствующем «пчелопарке», ориентируясь на ежегодное производство каждой семьей пчел примерно 50-70 килограммов меда и потребление его человеком в пределах 15 кг. В условиях интенсивного нектароценоза цифру медовой продуктивности пчелиной семьи следует приумножить. Тогда количество необходимых пчелиных семей может снизиться с расчетных 50— 60 миллионов до теперешнего скромного девятимиллионного уровня. Результаты их деятельности будут, однако, иные. Можно подсчитать и минимально необходимую площадь для полного нектарного обустройства этих пасек. По приведенным ориентирам для каждой пчелиной семьи придется посадить по 0,3—0,4 гектара медоносов интенсивного типа, а всего 3—4 миллиона гектаров. Эта площадь составляет около полупроцента ныне окультуренных угодий (пашни, луга, пастбища). Но даже на них не претендуют будущие посадки. Для нектароносных растений вполне годятся практически любые, ныне не используемые и неудобные земли, где они, кстати, могут принести пользу и как конструктивные элементы улучшения медоносной среды.
Процессы, наблюдающиеся в Нечерноземье, говорят о практически неограниченных возможностях для инициатив. Здесь в послевоенный период по целому ряду причин оказались заброшенными очень большие земельные площади. Разумеется, они стали без промедления зарастать лесом. Лес быстро сам себя засеял и восстановил, лишь только человек ослабил контроль за участками. В итоге потеряли в эффективности большие очаги сельскохозяйственного производства, утрачены освоенные ранее земли, которые вместе с обширными вырубками заросли кустарником и малоценными породами леса. Ни древесины, ни меда, ни хлеба! По площади же «одичавшие» массивы существенно больше нашего фонда липы и в десятки раз превышают посадки белой акации в Венгрии. Заметим попутно, что в развитых зарубежных странах сейчас наблюдается настоящий «бум» лесовосстановительных кампаний, пользующихся широкими государственными субсидиями и полной поддержкой общественного мнения.
Словом, что и говорить, в том же Нечерноземье найдется немало земель под разбивку нектароценозов. И если бы мы своевременно вселили медоносы на «одичавшие» массивы, то страна уже сейчас имела бы дополнительно миллионы тонн нектара самой высшей пробы. Причем в обжитых районах, вблизи активных рынков потребителей. Там, где можно было бы обойтись без вынужденных кочевых пасек. В зоне, не подверженной частым засухам и обеспечивающей медоносными пчелам надежные весенние и раннелетние пастбища нектара.
Путь к возрождению былой медовой славы Руси и исполнению заветов П. И. Прокоповича был бы широко открыт! Вспомним, что писал Петр Иванович, радея о славе отечественных медов: «Следовало бы предпринять меры, чтобы российские меда по многоразличным своим отменным качествам заготовлялись в банках, бутылках и в других стеклянных сосудах. Меды синяковые, будяковые, малиновые, липовые, кленовые и другие надо заготавливать в чистом виде, несмешанными. Тогда Россия могла бы превзойти все страны света. Особливо медицина открыла бы в чистых медах в высшей степени ту целебную силу, какую оказывают сами растения, производящие мед». Теперь получить такие меда вернее всего в рукотворном ценозе, но для того нужно реабилитировать, создать нектароносную среду - это дело будущего.