Обилие нектара наложило отпечаток на характер среднерусской пчелы
Амплитуда предложения и спроса.
Сбудутся ли надежды среднерусской пчелы!
Итак, есть удачные примеры освоения природного нектара, и число их, надо полагать, будет расти, однако на общую ситуацию на нектарной целине они вряд ли повлияют радикальным образом. Дикие массивы выделяют за короткое время цветения основных медоносов столько нектара, что транспортно-активные пасеки пока тут просто бессильны. Огромная масса нектара бесследно исчезает, волнуя нас вопросом о причинах таких излишеств. Изобилие нектара остается невостребованным. Петр Иванович Прокопович, великий практик и теоретик русского пчеловодства, в начале XIX века писал:
«Можно утвердительно отвечать, что в многолюдных губерниях сотой доли, а в малолюдных тысячной и более не собирается тех количеств меда и воска, какие сама природа, без человеческой помощи, труда и искусства, представляет возможным. Всякий год, будучи несобранными, они бесполезно пропадают».
И теперь, несмотря на в целом изменившуюся экологическую обстановку, во многих местах все остается таким же, как и во времена Прокоповича. Однако этот излишек нектара, чудесный дисбаланс, где предложение превалирует над спросом, несет в себе зерно асимметрии, которая всегда предполагает дальнейшее развитие, намечает путь к более гармоничным отношениям. В данном случае — между производителями и потребителями.
Римский агроном и писатель Луций Колумелла еще в I веке новой эры заметил:
«Природа не может осуществить в полной мере того, что она хочет, если ты не поможешь ей трудом и знанием».
Молчаливые липы, льющие сладкие слезы своих цветов во влажной тишине родного леса, не дают ли они нам добровольный повод для мудрого и искусного вмешательства? Вопрос в том, готовы ли мы к нему?
Человек по своей природе очень живо реагирует на всяческие, как ему представляется, «недостатки» среды и стремится ее улучшить. Кстати, от этого похвального в своей основе намерения и родилось слово «мелиорация» (латинское melioratio означает улучшение). Однако похвальные намерения, как известно, могут вести в далеко не лучшие обители. Лишь плоды реальной деятельности различат истинное и плодотворное от ложного и ошибочного. А плоды реальной мелиорации несут в себе еще немало горечи, и в известной доле ей обязаны нынешние пасеки своим полуголодным нектарным пайком. Впрочем, человечество, как и отдельный человек, имеет все же право на ошибки. Свойственны они среднерусским пчелам, ничуть не повинным в каком-либо искажении среды. Наблюдение за их действиями, например, при строительстве сот выявляет любопытные эпизоды того, как эти насекомые корректируют свои недочеты по добыче нектара.
Чтобы ускорить сооружение сота, среднерусская пчела закладывают его сразу в нескольких точках улья, но по одной линии. Делают это независимые друг от друга строительные бригады. Их энергичными стараниями поначалу чуть заметные восковые язычки первых рядов ячеек быстро растут и сближаются. И вот вблизи стыковки — неожиданный разлад! Просвет оказывается невыверенным, в него не встраиваются идеально правильные шестигранные ячейки. Все строительство под угрозой. Среднерусские пчелы, однако, ничуть не обескуражены. Выявив несовершенство, тут же решительно принимаются за перестройку, но проявляют чувство меры — исправляют лишь прилегающие к зоне контакта ячейки. Чуть сузят одну, расширят другую, устроят третьи — переходные. Наконец, стыковка благополучно завершена, сот сияет белизной. Только очень придирчивый взгляд отметит следы вынужденной доработки, которая не нанесла какого-либо ущерба качеству целого сооружения.
Процесс отлажен миллионами лет, и все равно ошибки из-за проблем согласования и организации — следствия ведущихся совместно работ отдельными группами строителей — неизбежны, но также обязательны их выявление и исправление. Созерцание подобной доводочной работы среднерусских пчел может подкрепить дух генерального конструктора среды — человека, с удивлением и досадой обнаруживающего всяческие несостыковки в своих столь хорошо, казалось ему, задуманных и выполненных деяниях.
Агроценоз, отвоевав наиболее плодородные массивы у дикой флоры, оставил пропитание на своих землях крайне небольшому числу среднерусских пчелиных семей. По оценкам А. М. Ковалева, которые мы уже приводили, в черноземных областях это всего около 35 семей на 1250 гектаров, в Нечерноземье — почти вдвое меньше. А прежде? По данным статистического обследования, в 1910 году в Курской и смежных с нею типично черноземных губерниях те же площади были в состоянии утолить нектарные потребности более 150 среднерусских пчелиных семей. П. И. Прокопович, ведший свое дело на Черниговщине, располагал на «ладных угодьях» полутысячей и более пчелиных семей, скучивая их в одном месте. В еще более ранние времена, когда на черных землях благоденствовали липы, пчеловодство переживало свои лучшие дни. По сведениям Н. М. Витвицкого, бортники только одной Лебединской дачи в киевском Полесье собирали не менее 24 тысяч пудов меда. Это 384 тонны! Число же бортей на территории «дачи» исчислялось десятками тысяч.
Многие ли теперешние специализированные пчелосовхозы похвастают сбором такого количества меда, такой же концентрацией своего производства? А тогда подобных, выражаясь современным языком, пчелокомплексов существовало не менее тысячи. Это сотни тысяч тонн меда, десятки миллионов среднерусских пчелиных семей. Крупнейший медоделательный цех не только Европы, но и всего мира. Уровень его до сих пор не превзойден. На таком историческом фоне нектарные ресурсы современного Черноземья выглядят более чем скромно. Резкое сужение нектароносной базы, падение медосборов породили одно время упреки среднерусской пчеле — коренной обитательнице этих мест. Упреки были не по адресу — их следовало переправить человеку, лишившему медоносную пчелу привычных медовых пастбищ.
Обилие нектара в прежние времена наложило отпечаток на характер этой среднерусской пчелы. Живя в бортях или естественных дуплах, среднерусская пчела приладилась за века к ежегодному нектарному роскошеству лип. Лишь они зацветут, среднерусская пчела отодвигает другие дела на второй план или прекращает вовсе. Откладывается и забывается роение, перестают неодолимо влечь заботы о подрастающем поколении — личинках. Все свободные ячейки сот отдаются под приоритетную продукцию — нектар и зреющий мед. Успех среднерусской пчелиной семьи — в прямой зависимости от быстроты мобилизации и глубины перестройки всех ее служб на максимальный принос нектара и переработку продукции. День на взятке с липы стоит дорогого. Если массив значителен и погода благоприятна, среднерусская пчелиная семья за день нанесет в улей ведро, а то и больше нектара, сразу сделав полнормы зимнего запаса. Еще день работы, и она вообще решила проблему зимнего обеспечения. Но, настроившись на медосбор, продолжает без устали доставлять раз за разом новые порции нектара. Теперь только человек поможет ей избавиться от избытка продукции.
Ныне среднерусскую пчелу стали обходить другие породы: кавказская, карпатская, в ряде мест — итальянская. Диагноз ее неудачам единодушен: среднерусская пчела никак не желает приспосабливаться к сегодняшним, более скудным для ее широкой натуры условиям. На сильном взятке она неизменно выходит вперед, а вот на среднем и слабом — уступает другим породам. Вообще она любит, что называется, играть по-крупному: способна переносить самые жестокие морозы, которые не выдерживают другие породы, устойчива к болезням, крайне решительна и стойка в обороне своих гнезд.
Возможно, среднерусская снова дождется своего часа, когда мы пригласим липу и другие сильные медоносы целить наши израненные ценозы, воссоздадим тот растительный покров, которого ждет земля и который, похоже, никак не может забыть наша среднерусская пчела.
